Матуриан привёз нас к пёстрому неоновому кафе, перенасыщенному арабской атрибутикой. Вокруг и внутри тусовались размашистые энергичные чудаки. Проходя мимо них, я слышал обрывки фраз: «...и везде кружева и снег, и непонятно что из этого что, а мы всё это создаём…», «…за ржавым частоколом, похожим на погрызенные восковые мелки стоит здоровый абажур, похожий на купол космического храма и по нему вниз сползает пар…», «…он мне приносит ярко-оранжевую глянцевую вазу, похожую на ракушку, а в ней пышные, такие же оранжевые цветы, и я не могу ее поставить, потому что у нее круглое дно…»
Джазар провёл нас за первый зал - в углубленное помещение. Оно располагалось прямо под каменными сводами, укрепленными металлическими балками, и не было декорировано. При входе стоял тусклый компактный бар, а дальше по пространству расползлись несколько круглых столов, укрытых тяжелыми скатертями. Каждая скатерть отличалась от другой цветом. За столами сидели люди. Они переговаривались на полутонах, раскладывали домино, просматривали бумаги, растворяли таблетки в алкоголе, тёрли глаза, читали книги. Гудели осушители воздуха, боровшиеся с капающей сыростью и плотным сигаретным дымом. Рейни вкратце рассказала Джазару о произошедшем с ней за последние несколько дней еще по телефону, и теперь он попросил нас подождать, пока он поищет способ помочь. Мы сели у бара.
- Что это за место? - спросил я.
- Комната ожидания, - сказал бармен, - что налить?
- Пока ничего, - ответила Рейни.
- И что? Они все ждут, пока он им поможет? - спросил я.
- Ну… можно так сказать.
- Кто он такой?
- Спроси у него сам. Если посчитает нужным, он тебе расскажет. От себя могу сказать так: - она притушила голос и немного подалась ко мне, - Джазар был жесток со мной, но, скорее всего потому, что плохо меня знал. Я выучила ради него его родной язык - не идеально, но вполне достаточно. И таскала бумбокс с романтичными песнями под его окна. Но оказалось, что ему было нужно не это. И того, что ему было нужно, у меня не было. Зато это было у других тёлок. Я не знаю, что это. Ох, как долго я выбивала эту дурь из свой головы на клубных танц-площадках. Папа говорил, что мне нужна встряска, и он был прав. Он много в чем был прав. А теперь, наверное, просидит в камере столько, что успеет прочитать всю тюремную библиотеку.
- Эй, - окликнул голос, из-за спины, - сыграем?
Я повернулся и увидел мужчину, опирающегося локтями на стойку и показывающего мне и Рейни колоду карт. От крыльев его носа к уголкам рта падали две глубокие острые морщины.
- Ты тоже ждешь? - спросила у него Рейни.
- Да, да. Ага. Меня зовут Тео.
- Я мисс МакКено, - ответила Рейни.
- МакКено? Ли Чиддис МакКено - твой родственник?
- Он - мой отец.
- Да ну! Как он?
- Вы знакомы?
- Лично - нет. Но я наслышан. Мое почтение.
- Благодарю. Сейчас не лучшие времена.
- Да ну! Что произошло?
- Ничего хорошего.
- А ты, стало быть, его дочь?
- Я - его дочь.
- А… правда всё, что говорят?
- Всё, что говорят? Конечно, нет.
- Ну, нет… ты… Вы не так меня поняли. Я имею в виду, все, что говорят про него.
- Я не знаю всего, что про него говорят.
- Ой, я… слушайте… играть будем?
- Мы здесь ненадолго.
- Много времени не займёт. Ты что скажешь, молчун? - обратился Тео ко мне.
- Что предлагаешь? - спросил я.
- Угадать масть. Бакс за сброс.
- Валяй, - сказала Рейни.
- Я буду сдавать, - сказал я и взял колоду со стойки.
- Значит, один на один, - ухмыльнулся Тео в сторону моей спутницы.
- Бросим монетку?
- Пускай мадемуазель начнёт.
- Нихуя галантен, - парировала Рейни.
Она колола безошибочно. На каждую карту с угаданной ею мастью Тео клал свои деньги. После пяти или семи карт у него закончились однодолларовые купюры, и ему пришлось дожидаться, пока количество удачных попыток Рейни сравняется суммой с одной из оставшихся купюр Тео. После десяти или двенадцати карт он забрал у меня колоду, перемешал и стал сдавать сам. Но ничего не изменилось. Рейни могла называть не только масть. Она бы называла и достоинство, если бы того требовали правила. Я гордился ею, хоть это и было совершенно неуместно. После семнадцати или двадцати карт Тео сказал:
- Значит, все, что говорят и правда - правда.
- А что говорят?
- Что вы - ясновидящие. Медиумы. Как угодно. Что у вас с глазами?
- Тренирую остальные чувства, - ответила Рейни.
- У меня сегодня Поединок, - сказал Тео, - может, вы можете мне что-то посоветовать?
- Поединок?
- Да… А у вас? Вдруг мы с тобой в паре, молчун?
- Нет, мы просто ждем знакомого, - сказала Рейни.
- Вот как… но…
- Что?
- Раз уж Вы и Ли Чиддис МакКено… раз уж то, что говорят про вас - правда…
- То я могу что-то посоветовать?
- Да, я… я могу заплатить… еще…
- А в чем твоя проблема?
- Если все, что про вас говорят - правда, то Вы должны знать.
- Э, нет, дружок. Ты, видимо, ждешь шарлатанских приёмчиков в духе экстрасенсов или гадалок. Ты не по адресу. Это так не работает.
- Простите, я веду себя, как дурак. Как же иначе? В моем-то положении. У меня есть знакомый, который иногда рыбачит в заливе недалеко от Ардавилла, и один раз я ездил туда, чтобы посмотреть на «девчонку, которая расхаживает голая». Мало того, что теперь она сидит прямо передо мной, так, к тому же, она оказалась дочерью Апостола Сна. А тут еще Поединок… Как вы думаете? Каково мне?
- Эй, Фивз! - крикнул Матуриан из дальнего угла помещения, показав свой силуэт из-за массивной двери.
Тео посмотрел в сторону позвавшего и спросил с неожиданной мольбой в глазах:
- Ну? Что делать?
- Возвращайся и поговорим, - ответила Рейни, приподняв плечи.
Её фамилия, репутация её малочисленной семьи, уже почти мифические деяния Апостола Сна притягивали к ней людей и превращали их в пресмыкающихся. Фивз соскочил с барного стула, дернулся в неуверенном коротком поклоне и со скорбным усилием сунул колоду карт в карман. Тео ушел в сторону массивной двери и пропал за ее сырой задымленной тенью. Джазар подошел к нам и сказал:
- Я отвезу вас на квартиру. Попозже. Там можно перекантоваться. Местечко не весть что, но вам особо не из чего выбирать, вроде.
- Что за поединок у этого парня? - спросил я.
- У Фивза?
- Да.
Матуриан вопросительно посмотрел на Рейни, будто спрашивая разрешения, и она пожала плечами.
- Пойдем, глянешь, - сказал Джазар.
Мы пошли по следам Тео, за Джазаром, и он открыл перед нами проглотившую Фивза дверь, врезанную прямо в скальную твердь. Вниз шла лестница, напомнившая мне спуск в культурный центр, откуда я попал прямиком в азиатские лапы Пайдэ Низами. Третье - и последнее - помещение, скрытое в глубине, за пестрым обликом внешних арабских декораций было пропитано зябкостью и затхлостью. На дне помещения - точно на дне большого осушенного колодца - кольцом стояли несколько человек в дряхлых рабочих комбинезонах и прозрачных масках, напоминающих футуристичные рыцарские забрала. В противоположных сторонах живого кольца нервничали, сморкались, сжимали кулаки, щурились и кусали воздух двое мужчин, одним из которых был Тео Фивз. За пределами кольца надменно и вальяжно держались хмурые группы людей по несколько человек.
- Очень много людей боятся жить, - сказала Рейни шепотом, - но еще больше людей бояться прервать свою жизнь и хотят, чтобы им в этом помогли. Поединок - это достойный способ. Даже подогревает гордость. Джазар придумал, как обратить это в выгоду.
- То есть, они будут драться… до конца?
- Ну, если один из них не передумает… и не найдёт силы остановить другого. Для этого нужна большая воля к жизни. А если она есть, зачем сюда приходить? Тем более, ставки… В общем, вряд ли что-то пойдёт не так. Смысл жизни сложно найти тому, кто думает, что она закончится.
- Это… вроде как Бойцовский Клуб.
- Бойцовский клуб? Бойцовский Клуб - это обиженный вопль неформала. А тут смелость нужна.
- Останетесь посмотреть? - Спросил Джазар Матуриан, подойдя.
Рейни пожала плечами.
Когда поединок начался, я отводил глаза. Бойцы были нерешительны и не столько старались нанести хороший удар, сколько подставиться под таковой. Их стращала боль, и потому оба искали одного быстрого и точного попадания соперника, которое завершит столкновение. Раздавались глухие влажные шлепки, сжатые выкрики, шуршание подошв по мокрому каменному полу. Футуристичные рыцарские забрала матовели изнутри, покрываясь пленкой ровных дыханий. Поединок был страшен в естестве, но поразительно уныл на вид. Настолько, что мне стало отвратно находиться в области его распространения и ощущать животную алчность ставок, нервную робость бойцов и тривиальное ожидание исхода.
Я взошел вверх по лестнице и сел у бара во втором помещении. «Что налить?» - Спросил бармен. Я махнул рукой. Рейни вышла следом за мной.
- Казалось бы, да? - сказала она, кивнув в сторону подземелья, - пойдём наружу? Подышим.
Мы выскреблись на улицу сквозь цепкие сгустки развлекающегося молодняка. Голден Баррел восторженно свирепел и ликовал в непрекращающемся движении. Он приглашал поток любопытных предвкушающих туристов и вежливо провожал тех, кто уже вкусил торжественное величие Ардавилла. В нескольких метрах от входа в пестрое неоновое кафе стоял крупный темный внедорожник. Подле него держались двое таких же крупных и темных мужчин. Они молча курили и пристально смотрели в одну сторону. По направлению их взглядов я заметил девушку, которая медленно лавировала между уличными столиками и показывала посетителям фотографию. Я посмотрел на номера внедорожника и распознал отметку Отдела Контроля Эпидимиальных Последствий. ОКЭП занимался случаями отклонений, проявлений, побочных эффектов и прочих социальных диссонансов, которые могли иметь хотя бы косвенную связь с Эпидемией Ночных Кошмаров. Этот отдел был сформирован для узаконивания выгодных государству неправомерных действий, выполняемых неправомерными гражданами. Для контроля и подчинения лиц, обладающих способностями и знаниями, выходящими за границы реального мира. Для обеспечения и, тем самым, удерживания этих лиц в контролируемых пределах. В том числе для всего этого.
- До нас им нет дела, - сказала Рейни, словно услышав мое беспокойство.  
- Они кого-то ищут?
- Похоже. Подождем - узнаем.
Девушка с фотографией была одета в черный брючный костюм. Волосы уложены в тугой пучок на затылке. Туфли на невысоком каблуке выглядели металлическими из-за глянцевостци. В ней все было так строго и стянуто, что, казалось, любое отклонение от устава ОКЭП повлечет за собой болевые ощущения. Это впечатление оказалось ложным. Она подошла к нам и спросила расхлябанным, но уверенным тоном: «Эй, голубки, видели такого?» Черты лица разыскиваемого ОКЭПом человека выглядели знакомыми, но я не мог понять наверняка. Главным для меня было то, что его внешность принадлежала не мне. И не Рейни.
- Кто спрашивает? - поинтересовалась Рейни.
- Эрика Леесса. ОКЭП. Будем смотреть жетон? Нет? Нечем? Ну а ты, глазастый? Видел этого пацана?
- Нет, - ответил я.
- Ей бесполезно врать, - сказала Рейни.
- Врать?
- Мда. Просто говори как есть. Детектор лжи в хорошеньком тельце.
- О, а девочка, оказывается, зрячая, да? - Эрика щелкнула по глянцевой фотографии мизинцем и повторила: - Видел его?
- Выглядит знакомым. Что он сделал?
- Давай я дам тебе ключи от нашего архива и ты сам изучишь его дело? Это удовлетворит тебя? Или тебя удовлетворяет только пиздёж?
- О… я…
- Ты - что? Если надумаешь пожаловаться, номер жетона ноль-ноль-три-два-три-два-ноль. Но я тебя прошу, сделай это после моего рабочего дня. А сейчас соберись, дружок. Ты же видел его, да? Сигнал его телефона пропал в этой персидской обрыгаловке около часа назад. Он ошивался где-то здесь?
- Может быть. Может быть, я видел его мельком.
- Видел мельком? Скажите-ка мне, голубки, вся эта шваль уторчена до кишок и по-любому слетелась на лукум и кальяны. Неплохой создают колорит. А как вам двоим всралось сюда попасть? Экзотики захотелось?
- Мы ждем друга, - сказала Рейни.
- Хм… А ты, видимо, не только зрячая, но еще и с талантами, а? Закрытая книга? Стой смирно, девочка, с тобой у нас разговор не сложится.
- Мы можем идти?
- Предлагаю спросить у моих друзей. Вон они - там. Помашите им! - Эрика Леесса обернулась на крупных темных мужчин и бросила им приветственный взмах. Оба кивнули в ответ, - ну что, дружок? Хочешь что-нибудь обсудить с этими ограми, или спокойно скажешь мне, где видел парня?
- Это угроза? - спросила Рейни.
- О, милая, ты совершенно права, - ответила Эрика, - , и если твой дружок не напряжет мозги, ему придется напрячь жопу, чтобы из неё не повалилось дерьмо, когда огры тряхонут его.
Каменная плитка под ногами дрогнула и затрещала. Скальные своды Голден Баррела потемнели, словно погрузились в источаемую ими самими тьму. Габаритные огни движущегося автомобильного потока и неоновые вывески, чей свет создавал грубую помпезную яркость, замерцали.
Хранители туннеля давно не видели такого серьезного волнения внутри ввереной под их защиту святыни. Сама сущность Голден Баррела колебалась под воздействием содрагающей мощи, покусившейся на незыблемый покой Туннеля. Именно ради этих моментов Хранители тренируются, изучают, познают и готовятся приносить самые трудные жертвы. Это - смысл их стремлений и деяний. Но как бы хорошо Хранители ни были подготовленны, как бы самоотверженно не стремились защищать сакральность Великого туннеля, сколько бы сил не прикладывали во имя его сохранности, ничего из этого не смогло прекратить те всплески. Ничего.
Эрика Леесса замерла. Из ее руки выпало фото разыскиваемого человека. Кожа Эрики истончилась и проявила кости скул, видимые, как лоскуты черного дыма, медленно перемещающегося внутри полупрозрачного сосуда. Рейни улыбалась, как полководец, перерезавший горло военачальнику войск противника. Она упивалась превосходством своих способностей, необоримой мощью влияния на невидимые энергии и получала плотское удовольствие от наблюдения производимых ею эффектов. Я видел еле-заметные поступательные движения её бёдер. Тело Эрики била острая быстрая дрожь, больше походившая на вибрацию, чем на естественные физиологические судороги. Видимый контур ее брючного костюма, полупрозрачного лица, волос и рук смазывался в пространстве и просачивался в ареол Джуджиона. В глазах Леессы неподвижно стоял глянцевый ужас, отражающий дочь Апостола Сна.
Остыв после первого укола паники, взрастившего страх перед последствиями действий Рейни, я уловил лёгкий чарующий флёр - почти аромат - наслаждения истязаниями. Дочь Апостола Сна вдыхала этот аромат, как заслуженную награду. Она питалась им с гедонистическим трепетом и слепо упивалась муками Эрики Леессы. Наблюдая происходящее и суммируя с уже произошедшим, я постепенно и непреклонно понимал, что старик Чидд не был наставником Рейни. Не был ее защитником или покровителем. Он выполнял совсем другую роль - он контролировал и сдерживал её. Предупреждал ее жажду приносить людям боль и направлял в хоть сколько-нибудь полезное русло. Ли Чиддис МакКено не был виноват в смерти Тайта Слинкера так же, как я не был виноват в смерти Луи Бойла.
- Рейни, дай ей уйти, - сказал я.
- О, я бы хотела послушать, что еще она скажет… - тонко, почти шепотом говорила Рейни, - погляди, как скалит сахарные зубки.
Произнеся - почти пропев - эту фразу, Рейни помогла мне понять, почему моя память не сумела распознать человека на фотографии Леессы. Когда я видел его лицо, он скалился - скалился от злобы, бессилия и давящей острой боли. Он был противником Тео Фивза в ужасающем, и при этом нудном Поединке. Но это впечталение не было последним. Мне казалось, что я видел разыскиваемого человека еще раньше - как будто во сне.
- Отпусти её, Рейни, - сказал я.
- Отпусти её, Рейни… - с наигранной вдумчивостью повторила МакКено, - только если мисс Леесса пообещает быть обходительнее в общении с простыми гражданами. Ведь она стоит на страже их безопасности. Ведь она - их слуга.
Эрика сжала веки. Так она выражала согласие с ультиматумом Рейни. В следующий миг окружение вернулось в привычный вид и очертания сотрудницы ОКЭП обрели обыденную резкость.
- Вы… ребята… - Эрика глотала воздух между словами жадными охапками, - не так… просты, а? Мне… плевать… оно… того не… стоит. Но… но фото… я заберу. Иначе огры по… подумают, что что-то… не ладно.
Она подняла снимок и вернулась к внедорожнику, стараясь сохранять уверенность походки.
Рейни попросила у меня сигарету. Закурив, она игриво мурлыкала, и оранжевый уголёк освещал ее стянутые в затяжке губы. Дочь Апостола Сна опиралась бедром на металлическое ограждение, скрестив ноги, - вся изгибистая и переливистая, в тёмном тренчкоте, кожаной юбке и с черным кружевастым чокером вокруг шеи. Я не знаю, чего мне хотелось больше - смотреть на неё или вжать ее в стену, подсунуть пальцы под чокер и обсосать ее подбородок.