Глава 17

У меня не было даже возможности предупредить Ронду Мальдонадо о визите. Он должен был стать сюрпризом. Я постучал в ее дверь неуверенно - больше от того, что физическое тело все еще оставалось непривычным, чем от предположения, что моей давней знакомой и единственной точки опоры могло не оказаться дома. Ронда откликнулась:

- Кто там?
- Рэй.
- Какой Рэй?
- Чарльз.

Она хихикнула, а потом серьезно сказала:

- Да ладно?
- Открой мне, Ронда.

Мисс Мальдонадо почти не изменилась с нашей последней встречи, но что-то изменилось вокруг. Она стояла передо мной в наваливающемся на неё дверном проеме - осунувшаяся и прозрачная, - смотрела рассеянно, часто моргала, и я слышал ее медленное скомканное дыхание.

- Привет, Ронда.
- Нет.

Она закрыла дверь, а я не попытался этого предотвратить. Больше из-за того, что знал, что, какой бы немощной и подавленной Ронда не выглядела, она все равно была сильнее меня. И меньше - из-за того, что уважал ее личное пространство.

- Что значит нет? - спросил я.
- Я не знаю, кто ты, но ты не можешь быть Рэем.
- Чарльзом?
- Чарльзом…
- Тогда кто же я такой? Ронда!
- Ну-ка не кричи там! Сейчас соседи сбегутся, - ее голос звучал глухо из-за дверной звукоизоляции, но за глухостью слышалась участливость.

Дверь снова открылась. Позади Ронды стоял высокий грузный метис. У него угловато выпирали скуловые дуги.

- Тут кто-нибудь есть, Джазар? - спросила Ронда, слегка отклонившись назад всем телом.
- Нет, Ро, - ответил метис.

Скорость мысли неподвластна силе трения или сопротивлению воздуха, хоть и бытует мнение, что мысль материальна. Я успел сделать массу скоротечных несвязных предположений. Допускал, что все ещё нахожусь в Джуджионе, поэтому спутник Ронды никого не увидел на пороге. Допускал, что все окружение - фикция, сконструированная обладателем мощного и безграничного сознания. Допускал, что все окружение - фикция, сконструированная мои собственным сознанием, тем самым проверяющим меня на прочность. Допускал, что на самом деле Ронда ещё не открыла дверь, и все, что произошло после того, как я в неё постучал, - это пророческий дар, снизошедший из непознанных сакральных просторов Джуджиона. Я успел предположить это все в одно мгновение прежде, чем Джазар добавил: «Да не ссы. Я прикалываюсь».

- Проходи, - сказала Ронда, - я оденусь, и мы сможем поговорить в другом месте.

Метис посторонился с пути и закурил, но не предлагал мне сигарету. Дым рассредотачивался в воздухе и сухо заполнял проветренную прозрачность квартиры. В сигаретном мареве чувствовался запах дыхания Джазара - солоноватый и свежий. Так могло пахнуть дыхание человека, только что пившего воду из холодного океана. Я заметил, как неловко Ронда обращается с одеждой, и помог ей надеть свитер поверх осунувшихся плеч, острых рёбер, впалого живота. Помог ее тонким синюшным ногам не утонуть и не запутаться в пухлых синтепоновые штанах. Физическая слабость мешала Ронде организовывать свои движения.

Мы спустились в лоснящуюся от холода улицу все вместе, втроём.   Джазар следовал за Рондой, как бесшумная тяжелая тень, внимательно смотрел по сторонам и с выверенной периодичностью щёлкал пальцами. Все время, пока мы молча шли по улице, мисс Мальдонадо держала меня под руку - прекрасная в своей болезненной хрупкости, вселяющей обманчивое ощущение властности над ней. Ронда дышала так глубоко, как могла, впитывала глазами свежую красоту и закрывала их, когда ветер касался ее лица. Мы шли молча, долго - настолько долго, что меня начали раздражать щелчки пальцев Джазара - и сели в трамвай. Вагончик проглотил нас и бросился прочь от остановки, будто имел дурные воспоминания, связанные с ней.

- Куда мы едем? - спросил я.
- Не знаю. Это неважно, - сказала Ронда, - здесь мы в безопасности.
- Чего нам нужно опасаться?
- Образы мыслей могу видеть не только я. Все так могут. В разной степени, но могут все. Я недавно это поняла. Отсюда и появилась фраза «где-то я это уже видел». Я не хочу, чтобы у этого разговора были свидетели. Оглянись.

Я осмотрел пассажиров, которые понуро висели на поручнях, облокачивались на дребезжащие изрисованные двери, сутулились на куцых сиденьях. Мой взгляд не встретился ни с одним другим взглядом.

- Ну? Видишь, что у них общего? - спросила Ронда.
- Они все едут в одном направлении?..
- Это вопрос или утверждение?
- Это… утверждение.
- Тогда оно ошибочно. Они все заняты телефонами. Все внимание там. Все мысли там. У большинства голова совсем не работает. Здесь мы точно не будем услышаны. Ну так что? Как ты? Что произошло?
- Я хочу кое-о-чем тебя попросить.
- Я потеряла с тобой связь две недели назад. И здесь, и там, Рэй. Не знала что думать. Где искать. Надо ли искать. А теперь ты стоишь передо мной - вот так просто - и хочешь кое-о-чем попросить. Сначала объясни: почему мне пришлось переживать за тебя? Сделай все правильно. Скажи мне. Что произошло?

Я пытался притупить череду эмоционально-окрашенных образов, рефлекторно формирующихся в ответ на вопрос Ронды, но не мог с этим справиться. Я не знал, насколько детально она их распознавала. Ясно было одно - скрывать от неё что-либо было бесполезно.

Напольное покрытие вагончика было затянуто порослью оранжевой календулы. Цветы рябили махровой текстурой и источали терпкий полевой аромат. Они приминались под подошвами переступающих пассажиров, но тотчас выпрямлялись и восстанавливали общий узор. Стрекотали сверчки, и я слышал их, несмотря на грохот колёс и беспокойный ветер. Ронда молчала. Я присел на корточки и сорвал для неё один цветок - маленький, но крепкий и яркий. Она приняла его и вставила в сальные тёмные волосы над левым ухом.

Для нас цветок был реальным. Это скромное подношение являлось интимным символом единства - таким я себе его представлял и хотел, чтобы цветок олицетворял общность трансцендентного проклятия и, одновременно с тем, преимущества над остальными. Теперь он покоился над виском Ронды. Над таким уязвимым и проницаемым местом - трансивером неосязаемого. Джазар размеренно щёлкал пальцами.

- Поедем обратно, я хочу домой, - сказала Ронда.

Мы вернулись в ее квартиру почти к полуночи. Присутствие Джазара больше не вызывало во мне неудобства или опасения. Напротив, его скалоподобное спокойствие и   настороженная собранность внушали ощущение защищённости. Ронда предложила мне ночлег, потому что знала, что я хотел просить ее и об этом тоже. Она не советовалась с метисом, и в моих глазах ее самостоятельность в принятии такого решения значила отсутствие романтических обязательств между ними. Оттого роль Джазара Матуриана в жизни Ронды становилась ещё более непонятной. Непонятнее, чем моя роль в ее жизни.

Мисс Мальдонадо нехотя отправилась принимать душ, и вода переливчато зашумела о фаянс. Я сидел на ее диване, вспоминая, как она проливала на него абсент и поджигала огарком из несуществующего камина. Представлял, как буду молить о помощи в поисках Элис. Репетировал просьбу, шевеля губами и уже, было, практически подготовился к тому, ради чего пришел к ней, как вдруг в воздухе стало тесно. Высокий белёный потолок моего временного пристанища испещрили мелкие паутинообразные трещины. Паркетная кладка застонала, точно под весом невидимого гостя, и стала медленно обугливаться в местах соприкосновений с мебельными ножками. Сопровождаемые Джазаром, в гостиной появились двое молодых людей. Они были одеты аскетично и непримечательно. Держались уверенно, но с предупредительной осмотрительностью. Вода в душе тут же смолкла.

- Что там происходит? - кричала Ронда из ванной. Она почувствовала изменения в окружении. Возможно, она тоже видела трещины на потолке.
- Все в порядке, - ответил ей Джазар из прихожей и щелкнул пальцами, - слышишь? - Он щелкнул ещё раз.
- Да, - отозвалась она.

Вода снова зашумела и Ронда стала напевать тягучий легкий мотивчик.

Вся ее болезненная прозорливость гасла перед сухими звучными сигналами метиса. Они успокаивали ее. Ронда покорно следовала его утверждениям и верила им, несмотря на то, что всего час назад в приступе параноидальной осторожности водила меня по трамвайному маршруту только затем, чтобы обменяться несколькими фразами. Я не мог на неё положиться. В отчаянном унынии можно принять ложь за истину, тьму за свет, иллюзию за надежду, однако действительностью из всего этого является только отчаянное уныние. Кому бы и какую тайну мне не приходилось открыть в слепом всплеске казавшегося обоснованным доверия, это всегда выходило мне боком.

Вслед за двумя молодыми людьми в гостиную вошел мрачный пастырь бюро «Антифиар» - Джон Фелкентон. Он учтиво поприветствовал меня. За его спиной стоял Джазар Матуриан - привязанный сотней необрываемых невидимых нитей к гипнотической повелительной воле мрачного пастыря. Мышцы метиса содрогались, будто подверженные приступу сдерживаемой эпилепсии, а глаза были затянуты ложным веком, как у кошки, болящей конъюнктивитом.

- Одевайся и прокатимся, - сказал мне Фелкентон, - только без глупостей, у меня нет сил на вежливость.