В третий раз я говорил с мисс Элис о’Райли в непринужденном окружении. Она сама позвонила мне - через несколько дней после операции «Альфа» - и пригласила на вечерний салат в кафе «Красный слон». Я был равнодушен к салатам, но знал, ради чего туда стоит пойти – ради хороших нажористых пончиков и невероятно густых молочных коктейлей.

Мисс о’Райли опаздывала, а я презирал непунктуальность. Но если через два дня будет насрать на то, что происходило позавчера, зачем переживать сейчас? Я откусил от одного из принесенных ладной официанткой пончиков и почавкал. Было приторно и невкусно, в джеме чувствовалась химия, тесто зернилось, обсыпка пластмассово хрустела на зубах. Я повторил вопрос, заданный самому себе, и риторичность все также хорошо различалась в нем: «…зачем переживать сейчас?» Голова работала в верном направлении, но нутро отказывалось играть с ней в унисон. Успокоить себя я не мог. Никто не мог успокоить меня - даже вечер, бывший прекрасным в противовес пончику. Прохладно, ясно, свежо и чисто. Такой погода должна быть всегда, чтобы не обращать на себя внимания. Не раздражать. Такой она должна быть, чтобы творить гармонию. Такой она должна быть, чтобы созидать покой и комфорт. Но погода - та ещё мразь, поэтому она такой почти никогда не бывает. И поэтому о ней так любят говорить. Потому же за ней следят, ищут закономерности, пытаются предсказывать и контролировать. Была бы погода умницей, ей бы не уделяли столько внимания. Но погода - мразь. Я убеждался в этом в течение каждого года, год за годом. А в редкие дни, когда нужно бы наслаждаться ее благоволением, я ждал подлянки. Какого-нибудь мерзкого дождя, грустных низких туч, приползших ночью неведомо откуда, или бешеного ветра, опрокидывающего мусорки и наводящего срач в бурых дворах. Конечно, мои ожидания всегда оправдывались. И всегда будут оправдываться. Не через день, так через два. Хороший вечер не был моим выбором. А вот плохой пончик - был. От этого становилось уныло и совсем, совсем невкусно. «Красный слон» начал экономить, и продукт потерял привычное качество.

Теперь я точно знал, с чего начать разговор: «Не советую пончик с клубничным джемом». Дать мисс о’Райли понять, что окружение действительно непринужденное.

Но эту заготовку начала разговора пришлось применить иначе. В «Красный слон» зашла Ронда. Я не видел ее уже давно - примерно столько же, сколько знал - со времён старшей школы. Она всегда обильно использовала сладкий парфюм и слово-паразит, которое запомнилось мне с особой остротой. «Кошмар». «Эй, Ронда, к завтрашнему дню нужно законспектировать два параграфа», - говорили ей. Она отвечала: «Кошмар». «Представляешь, вчера Дилан заехал за мной на отцовской тачке», - говорили ей. Она отвечала: «Кошмар». Ронда на многое отвечала этим словом. Как будто знала.

Она приметила меня от входа, и я был готов к назапланированной встрече. Легко, аккуратно и просто предупредить о пончиках. Никаких воспоминаний о прошлом, вроде: «Помню, что в последнюю нашу встречу на тебя было больно смотреть». Она тоже помнила, но не хотела, чтобы об этом помнил кто-то ещё. А уж тем более не хотела того, чтобы ей бросали в лицо это напоминание. А вот предупредить о плохом выборе - это отличный вариант.

Смотреть на неё на этот раз оказалось не больно, но все равно неприятно. Тоскливо. Она казалась счастливой и тоскливее всего было именно оттого, что она казалась счастливой, но таковой не являлась. Опущенные плечи, неухоженные волосы, нервная походка, глаза, в которые не хотелось смотреть из-за их внутренней тесноты — все это громоздилось над фальшивой кукольной улыбкой. Улыбка Ронды была такой же пластмассовой, как обсыпка на пончике. Может быть, эта улыбка тоже хрустела на зубах.

- Я знаю, что на меня больно смотреть, - сказала Ронда.
Она села не напротив меня, а рядом со мной. Я потеснился. Другая официантка - замызганная мексиканка - принесла ламинированный замызганный листок меню.
- Не советую пончик с клубничным джемом.
- А что советуешь?
Ответа на этот вопрос я не приготовил и пожал плечами.
- Тогда я возьму пончик с клубничным джемом. С ним хотя бы все понятно.

Ронда оглядела меня. Ее улыбка стала чуть более естественной, чуть менее пластмассовой.

- Ты весь на взводе. Что такое?
- Не знаю.
- Ой, брось ты это.
- Не знаю, Ронда. Я просто сижу здесь.
- Я тоже, - сказала она, потеряв взгляд в зеркальном потолке. - В общем-то, мне нужна помощь.
- Вот так прямо в лоб?
- Хочешь сначала обменяться любезностями? Хорошо, дорогой мой. Как ты живешь?
- Понял, ладно.
- Я не спала уже больше двухсот дней. Говорю, и самой не верится, что о себе. Но записи не врут. С трудом отличаю, что происходит на самом деле, а что я придумываю. Точнее, не придумываю, а просто вижу.
- Если так, то откуда ты знаешь, что я настоящий?
- Прямо мыслишь. Я все взвешиваю на совесть. Если мне совестно делать всякие пакости в обстоятельствах, в которых я нахожусь, значит, эти обстоятельства реальны. Хотя, реальны — это не совсем правильное слово. Да ничто здесь не будет правильным словом. В общем, не сон. Ты поможешь мне или нет? Я спать не могу, потому что вижу... или сама придумываю ужасные и отвратительные кошмары. Не могу это больше терпеть. Никто из врачей не смог мне помочь. Ни препараты, ни ингаляции, ни травяные ванны. Алкоголь и наркотики тоже не работают.

Глаза Ронды мерцали, как бутылочное стекло. Улыбка была пластмассовая. Кожа матовела и тянулась на скулах, как резина. Вся физиономия будто состояла из материалов, сотворенных руками человека. Теперь уже я засомневался в настоящности Ронды. Над ней как будто поработал опытный таксидермист, заменивший несохранившиеся части тела настоящей девушки на искусственные. Ее психологический раскол дурно влиял и на внешность.

- Все сейчас борются с этим, Ронда. Ты же знаешь? Почему ты пришла ко мне?
- Ты тоже борешься?
- Нет. Не так, как другие. Как ты здесь оказалась?
- Пришла пешком. Я живу недалеко.
- Пришла ко мне?
- Нет. Но я должна была быть здесь.
- Чем же я могу тебе помочь? Почему я?
- Я не знаю. У меня почти не осталось связей с людьми. Ну, связей внутри меня. А ты - один из немногих - почему-то там есть. Поэтому я, наверное, и пришла сюда… О, как странно, я даже и не подумала… Мне никогда не приходилось ничего тебе объяснять, и ты просто нутром делал все так, как я хотела. Нет, не как я хотела. Так, как было для меня лучше. Вот я и подумала, может, ты и в этот раз сможешь что-нибудь разглядеть. Я не знаю. Все это звучит чудовищно. Я знаю, не все из этого звучит чудовищно.
- А о каких пакостях ты говорила?
- О каких пакостях я говорила?
- Ты сказала, что взвешиваешь все на совесть. И если тебе совестно творить пакости в обстоятельствах, в которых ты находишься, значит ты не спишь.
- Я знаю, что не сплю. Уже больше двухсот дней. А вот насчёт пакостей - это ерунда и чушь. Не могла я такого сказать.

Мне было интересно слушать ерунду и чушь, которую она несёт, но в то же время я сочувствовал ей. У Ронды ехала кукуха, и отчаяние вынуждало ее просить помощи у кого угодно.

- Я не могу сделать ничего для тебя прямо сейчас, но знаю, как тебе помочь. Посиди немного, съешь пончик. Ты очень вовремя оказалась здесь.

Ронда послушно взяла с моей тарелки десерт, ставший главным блюдом. Она забыла, что собиралась заказать себе пончик с клубничным джемом. Она могла забыть и то, где находится, учитывая, какая белиберда творилась у неё в голове. Ронда жевала молча и отвлеченно. Ей было не до вкусовых ощущений и, тем более, не до того, чтобы делиться ими со мной.

Мисс о’Райли пришла скоро. Она появилась среди хмурого, красноватого от уличных вывесок интерьера торжественно. Осанка. Строгая одежда. Высокая причёска. Я хотел верить в то, что она опоздала, потому что готовилась к встрече со мной. Выбирала одежду и макияж. Духи. Хотела выглядеть неотразимо, но галантно, сногсшибательно, но сдержанно, притягательно, но достойно. Я хотел в это верить, но знал, что это было не так, потому что ей не нужно было думать об этом. Ронда повернулась ко мне. «Да что с тобой такое, Рэй? Ты вот-вот вон из кожи выпрыгнешь». Я посмотрел на неё и не смог ничего сказать. Она была права.

Мисс о’Райли поздоровалась и села напротив нас. Она заказала Кобб салат и амаретто. Я оценил ее выбор, но так, как оценил бы выбор незнакомки за соседним столом. Ронда нащупала живую жилу внутри меня и обнажила ее. Она что-то чувствовала. Она вскрыла меня без спроса и моего ведома, и это отвлекло меня от мисс Элис о’Райли.

- Представишь нас друг другу? - спросила она, сложив руки на столе.
- Это Ронда. Это мисс о’Райли.
- Можно просто Элис. Не принимайте на свой счёт, Ронда, но я рассчитывала поговорить с мистером Эдельвайзером наедине, и не была готова к компании.
- Я рассчитывала на то же самое, - ответила Ронда.
- Она оказалась здесь случайно, - сказал я, - у Ронды проблема, которой мы занимаемся.
- Почти у всего мира проблема, которой мы занимаемся, Рэй.
- Да, но мы можем направить ее к аналитикам.
- Что за аналитики? - взвизгнула Ронда, уперевшись ладонями в стол. – Мне не нужны врачи!
- Что вы, Ронда, мы не врачи. Мы - врачеватели, - сказала мисс о’Райли, - мы занимаемся сбором данных о снах. Что вы видели, что чувствовали, чего хотели во сне. Затем анализируем их и даём рекомендации по терапии. В неё входит литература, кинематограф, музыка, изобразительное искусство, интеллектуальные и физические упражнения. Все, что может благотворно влиять на эмоциональное состояние. Мы выстраиваем рекомендации так, чтобы комплекс мер вступал в противофазу отрицательным впечатлениям и замещал неприятные сны положительными ментальными процессами. Примерно так же работает активное шумоподавление на наушниках. Восемьдесят семь процентов людей, обратившихся к нам, теперь спят спокойно.

Как же гладко она стелила!

- Так, подождите... - Ронда хмыкнула. - Рэй, ты не понял меня. Нет, нет, я не хочу спать спокойно. Это совсем не та помощь…
Она быстро встала и направилась в сторону выхода. Я не мог отпустить ее просто так, поэтому попросил мисс о’Райли извинить меня и пообещал вернуться через минуту.

- Ронда! Постой! Я был не прав!
- Не прав? - она остановилась и, посмотрев на меня, приподняла одну бровь, точно шкодливая мультяшная принцесса, замыслившая разгадать тайну своего королевства.

- Я думал о тебе, как обо всех, и это помешало мне вспомнить, что твоя проблема может быть иной.
- Продолжай.
- Это моя ошибка. Оставь мне номер, и мы обязательно поговорим. Сейчас я не могу уделить тебе время, поскольку встреча с мисс о’Райли была запланирована заранее, и я не в праве прервать ее. Она очень важна. Но я ни в коем случае не хочу оставить твою просьбу без внимания.

Любопытство рвалось из меня, как лава из жерла вулкана. Почему Ронда - единственная в мире - не хотела спать спокойно? Что ей нужно? Как она узнала, что при появлении мисс о’Райли (и до него) все внутри меня шкварчало и переворачивалось, хотя я всеми силами не подавал виду? Ронда оставила мне номер телефона. Она обмотала голову багряным шерстяным палантином, надела наушники и перешла на другую сторону улицы, ни разу не обернувшись ко мне. Падал снег - крупный и плотный. Вечер сиял предпраздничными вывесками и гирляндами. Сугробоподобные машины ворчали вдоль тротуаров и жались друг к другу, точно искали тепла. Несмотря на то, что я находился между молотом и наковальней, мне было хорошо, и я винил себя за это.

Вернувшись к мисс о’Райли, я застал ее за салатом. Она ела изящно и аристократично. На неё можно было любоваться, но субординация не позволяла мне такой фривольности, и я сел на своё место, потупившись. Диван еще хранил тепло моей задницы. Тщательно прожевав, мисс Элис о’Райли сказала: «Рэй, мне нужно, чтобы ты выслушал меня очень внимательно. Забудь о ней на некоторое время. Бюро получило финансирование и официальный статус. Пока я, ты и твои напарники работали внутри сна, другие сотрудники работали здесь. Мы ждали сигнала, чтобы перейти на следующую стадию. Через три дня после проведённой вами операции Джерри позвонил в бюро и сказал, что его жизнь изменилась. Он благодарил нас за подобранную терапию, хотя мы с тобой знаем, что терапия - это иллюзия. То, что вы сделали, стало поворотным моментом в истории Джерри. Мы исправили его ошибку. Представь, какие ошибки мы способны исправлять! Это значит, что мы - предтечи нового витка эволюции. Не той, которую ждут здесь, но той, которая должна случиться внутри каждого из нас. Я хочу познакомить тебя с основателем бюро. Он ждёт нас».

Мог ли я отказать ей?

На самом деле, вопрос был в другом: мог ли я отказать себе? Я вспомнил Морфеуса, который был с нами на первой операции и Морфеуса, предлагавшего синюю и красную таблетки мистеру Андерсену. В действительности у мистера Андерсена не было выбора. Кем бы ни был человек, оказавшийся напротив Морфеуса, он бы не пожелал оставаться в заблуждении, потому что никто не хочет быть неправым. Можно бесконечно утверждать, что в блаженном неведении жить проще, но нет человека, который бы желал упростить себе жизнь такой ценой. Ибо ради чего вставать по утрам с кровати, если не для того, чтобы искать своё место в этом огромном бушующем диком прекрасном непредсказуемом ужасающем мире?